СЕМЕЙНОЕ ЧТЕНИЕ

Белый Город

КУЛЬТУРНО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ ЦЕНТР

Семейное чтение

Чтение - вот лучшее учение (А. Пушкин)

По книгам детских писателей ребенок учится не только читать, но и говорить, но и мыслить, чувствовать

(Самуил Маршак)

⁠Наталия Георгиевна Басманова (в девичестве Ла́нг, 27.01.1906, Петербург – 11.03.2000), советский художник-иллюстратор, станковый и книжный график. Член союза художников СССР.

Родилась в семье петербургских немцев. Отец художницы —- терапевт, академик АМН СССР Георгий Фёдорович Ланг (1875—1948). Мать — педагог, преподавала французский и немецкий языки.

Начала рисовать ещё в дошкольном возрасте карандашами и акварелью. С 1922 по 1927 год училась на графическом факультете в Ленинградском художественно-промышленном техникуме, у Н. И. Дормидонтова и Владимира Николаевича Левитского.

В 1927 г. вышла замуж за П. И. Басманова (03.01.1906—1993), русского художника-графика.

В 1927 — 29 гг. училась в Академии художеств, на графическом факультете, ушла со второго курса. С 1930 г. знакомится с художником В. В. Стерлиговым, ставшим учителем П. И. Басманова.

Работала в издательстве Учпедгизе, иллюстрируя учебники и буквари для народов севера, Сибири и Дальнего востока. Работа художников была ограничена штриховой графикой, в цвете (в книжной иллюстрации) до 1960 г. художница не работала.

С начала Великой Отечественной войны и до 1942 г. оставалась провела в блокадном Ленинграде. В сентябре 1942 г. уехала в эвакуацию в Алтайский край, вместе с матерью, С. Л. Ланг — Эйндховен и с маленькой дочерью Марианной. Вернулась в феврале 1945 г.

После войны продолжила работу в Учпедгизе. В 1954 г. — 1975 гг. работает в детской книжной графике.

Басманова иллюстрировала книги Андерсена Г. Х. «Дюймовочка»; Братьев Гримм «Избранные сказки»; Серовой Е. «Лужайка»; Чепурова А. «Весенние фонарики»; Разовой В. «Сборник стихов»; Алексеевой Е. «Подарки леса»; Воскобойникова М. Г. «Сказки народов Севера» и многие другие.

Наталия Басманова

Сохранить живое ощущение

("Художники детской книги о себе и своем искусстве", 1987 г.):

"Не могу сказать, с какого возраста я рисую. Только помню свои рисунки, которые могли быть у меня лет в шесть. Вспоминаю тетрадку, которая у нас и сейчас лежит, в ней я рисовала по памяти всякие парки, фонтаны.

Мама нам с братом часто читала вслух, постоянно, и мне нравилось иллюстрировать какие-то моменты из прочитанного, которые не то чтобы меня задевали, а в смысле изобразительном были мне интересны. Но это позднее. А раньше, я вспоминаю, я себе ставила натюрморты, я их помню даже. Однажды я поставила все какие были дома стеклянные сосуды — вазы, мисочки стеклянные, кружки, положила туда яблоки и хотела именно в стеклянном передать фрукты. Еще любила рисовать животных, и особенно лошадей. Стремилась, чтобы не только как можно правдивее, но и красивее нарисовать лошадь. Я в детстве и цветы рисовала,— акварелью, карандашами.

Моя мама интересовалась — ну как любитель — ботаникой, она знала названия цветов. А вообще-то она была педагог, языки преподавала: французский, немецкий. Дома у нас были вывезенные ею из Альп и засушенные там цветы. И, конечно, она привила мне эту любовь к цветам. Я так думаю, что-то у меня оттуда, с детства шло.

Мы с братом были городскими детьми, и каждое лето, до школы (иногда и очень длинное лето, до ранних заморозков), проводили на природе. И детские впечатления от природы у меня сильны. Я и сейчас, спустя столько лет, помню буквально все на дачных дорожках: какая была трава, какие были цветы.

В школьные годы я рисовала с натуры пейзажи. Иногда в школе перед нами ставились такие задачи, с которыми я по возрасту не могла справиться, вроде темы «Солнечная палитра». Но кроме рисунков с натуры у меня бывали и фантастические, я бы даже сказала романтические пейзажи.

После школы я поступила в художественно-промышленный техникум на графический факультет. Рисунок у нас вел Дормидонтов, а специальную дисциплину — шрифт (основное, чему нас учили) — Владимир Николаевич Левитский. Была у меня попытка перебраться на живописное отделение, но это я считала для себя недосягаемой вещью и начала параллельно заниматься на декоративном отделении. Мне казалось, это мне ближе, интереснее. Но родители не поддержали меня, и я кончала графический.

В Академию художеств я поступила тоже на графический. И со второго курса ушла по собственной воле. Просто надоело.

Начался период самостоятельного заработка, я перепробовала всевозможные работы, пока не попала в Учпедгиз. Тогда принят был бригадный метод, нашу бригаду возглавляла Евгения Константиновна Эвенбах. Человек она трудный, но мне с ней было хорошо, потому что я ценила в ней художника, и более опытного и очень принципиального. Работа, конечно, была ограничена штриховой графикой. Красками, акварелью я писала обычно летом, в поездках.

Я не умела добывать себе работу, какая мне нравилась, и единственная иллюстрированная книжка, которую мне удалось выпустить в Учпедгизе самостоятельно,— это «Избранные сказки» братьев Гримм, адаптированное издание на немецком языке. После того, как я была связана техническими требованиями — рисовать только пером,— мне было интересно рисовать как бы полутоновые рисунки тростниковым пером и тем более тоном сепия с подкраской. Мне все время, конечно, хотелось работать цветом.

В учпедгизовских учебниках приходилось часто иметь дело с национальными орнаментами, и одно время я оформила в этом роде так много книг, что меня сочли специалистом по орнаментам всех народов Севера. Сначала в Учпедгизе, а потом — в Гослите. Не скрою, мне самой в какой-то мере было интересно по вырезанному из кости, по вышивкам, по инкрустациям из меха, тиснению по коже, орнаментам из бересты и тому подобному создавать графические вещи для книги. Но я столько рисовала в этих книжках, что в конце концов у меня и русские стали выходить какие-то косоглазые.

Примерно с середины 50-х годов я рисую уже только цветные книжки — в Детгизе и последнее десятилетие — в издательстве «Художник РСФСР».

Прежде чем приступить к книге, я стараюсь обновить свои впечатления от природы. Так было, например, с «Подарками леса», когда я специально ездила в санаторий.

Чтобы у меня зимой были перед глазами вот эти травки, я их из-под снега выкапывала. Они у меня зимой стояли, мне это доставляло большое удовольствие. Я же всю эту почву лесную и знаю и люблю с детства.

Но, конечно, самая трудная задача — то, что я вижу и мне нравится,— перенести в книгу, чтобы это имело некую изобразительную ценность. Потому что смысл-то не в срисовывании всех этих травочек. Я смотрю так: если в книжке остается след моего восхищения травами, грибами, цветами, то одного этого мало, важно еще, как это сделано. И тут я собой недовольна. Я полагаю, у меня должно бы было быть меньше натуры. И вместе с тем чтобы не была потеряна эта острота ощущения, которая возникает в природе или от природы,— не знаю, как лучше сказать.

Обычно, когда я делаю книжку, мне кажется, что картинки получаются, а потом мне все это перестает нравиться.

«Лужайка». Вот эту книжку я люблю больше всего. Именно старую, маленького формата, она более цельная, милая, по-моему.

Я очень ценю — в репродукциях ли, в картинах, в книжке (все равно где) — ощущения. Они могут быть связаны с временем года, с часами дня и, конечно, с погодой. Однажды, когда мы с мужем шли в Челюскинской (мы там четыре месяца жили, с ранней весны до середины лета, и я была более или менее свободна от хозяйства), я как-то очень остро почувствовала этот переход от весны. Через год, через два после такого полного лета (полного в смысле срока, когда выезжаешь за город не на одну неделю), у меня бывали дни, когда возникала уверенность (может быть, это уже мистика), что сегодня именно тот определенный день как бы по календарю природы, с его цветом и светом, с его ощущениями, который был год или два назад. И это сознание очень сильно действует, дает чувство причастности к жизни природы. Впрочем, может, такое бывает не только у меня?

Мне хочется сохранить в рисунке живое ощущение, и дать его сильно, без натурализма, который порой лезет.

Иногда как будто это удается. Вот в обложке «Славной осени». Это, конечно, и природное решение, но вместе с тем и какое-то мое решение обложки.

Постепенно для меня становится все более интересным изображать не отдельные, там, цветы, травы, а пейзажи. К такому изображению я, наверное, подхожу в «Весенних фонариках», в той же «Лужайке».

Пишу я акварелью. Обычно употребляю много белил, что мешает успешному воспроизведению, и в типографии всегда ворчат. Я, конечно, понимаю типографские требования, но не умею их учитывать,— мне это трудно.

Я люблю и могу работать только при дневном свете, при вечернем огне я работаю в крайнем случае. Это относится и к черным рисункам. Не могу, должно быть, потому, что при вечернем освещении я не вижу или искажается цвет, а он присутствует и в черных рисунках.

Чего я хотела бы? Я бы очень хотела, чтобы в моих книгах развороты чередовались по пятну, по цвету, чтобы книга не была набором картинок более или менее подходящих. Мне кажется, что последняя моя книжка, «Дюймовочка»,— это набор картинок, а не книжка. И, конечно, я бы хотела, чтобы это были теплые и радостные книжки".

Художники свидетельствуют

Виктор Пивоваров

«В маленькой книжечке Басмановой удивительно цельно и ясно выражено мировоззрение художника. Все рисунки в ней пронизаны каким-то особым, неярким голубоватым светом. Свет для художницы — основное пластическое средство. Именно светом выражает она свое мироощущение, радостное, я бы даже сказал трепетное восприятие природы***Если найти точное слово, чтобы определить характер работы Басмановой, то это слово будет, пожалуй, — прикосновение. Художник прикасается кистью к бумаге, как энтомолог к крыльям бабочки, и от этого легкого прикосновения под рукой его рождается чистый, светлый мир, который в нас, взрослых, трогает такие струны нашей памяти, которые связаны с детством, с давно утраченным, непосредственным виденьем».

Май Митурич

«Басманова — зрелый, самостоятельный мастер. Ее работы цельны. Каждая отдельная композиция проста и ясна и подтверждается таким же естественным строем всей книги. Книга не сконструирована, а нарисована, будто бы художница читала рассказ или стихи с кисточкой в руках. И вместе тем при такой свободе, станковости построения это в полном смысле слова иллюстрации.

***

Басманова внимательно читает текст, следит за подробностями, передает настроение. ... Не думаю, чтобы, работая для детей, Басманова менялась, придавая рисункам специфическую детскость. Просто ее рисунки правдивы той простой художественной правдой, которая может быть интересна и понятна и малым детям и взрослым. Это-то и придает работам Басмановой такую емкость и глубину, какою не часто обладают детские иллюстрации.

***

… Рисунки Басмановой — счастливый пример, когда изящество, красота и легкость изобразительного языка совпадают с реалистической точностью, основанной на острой наблюдательности. Благодаря правдивости основных характеристик в рисунках Басмановой видишь больше, чем нарисовано. Все это, на мой взгляд, в первую очередь относится к цвету. Цвет определяет образ у Басмановой. В ее акварелях желтая краска становится солнцем, светом, а слепой дождик влагой и теплом.

***

Басманова иллюстрирует стихи русских классиков и современных поэтов. Герои ее книжек — лето и зима, бабочки и облака. Но героями становятся и авторы — поэты. Для каждого художница находит соответствующее настроение, интерпретирует в изображении поэтическую интонацию.

Басманова рисует то, что знают все от мала до велика. И все же в ее природе, в трактовке известных стихов даже взрослый узнает что-то новое для себя, замеченное ею одной.

Круг тем художницы узок. Может быть, тому виною сложившееся раз и навсегда мнение, что Басманова лучше всего рисует русскую осень, предпочтительно дождливую. Но даже если она сама нарочито ограничивает круг своих тем, мне кажется, детские редакции заинтересованы убедить художника делать книги более разные и делать их больше. От этого выиграли бы и книжки и дети, которым Басманова, несомненно, может рассказать еще очень много о мире, который она видит глазами настоящего художника»

И.Н.Тимофеева

«Она недаром работает акварельными красками, которые помогают ей передать нежность и трепетность её отношения к природе, которые ложатся тончайшим слоем на белую поверхность бумаги, и чутко отзываются на каждое движение её кисти. По её рисункам можно учиться мастерству акварели — не мазать, как придется, краску толстым слоем, а класть её легко, деликатно, наслаждаясь тем, как один цвет перетекает в другой или просвечивает из-под него, дорожа возникающими переливами и колебаниями».

Читайте в рубрике

"СЕМЕЙНОЕ ЧТЕНИЕ":

Ирина Яворская.

Книга открывает миры

Александр Шаров.

Мальчик Одуванчик и три ключика

Ганс-Христиан Андерсен.

История года

Времена года. Пословицы

Писатели о книгах и чтении

● "По книгам детских писателей ребенок учится не только читать, но и говорить, но и мыслить,
чувствовать"

(Самуил Маршак)

● "Чтение - это окошко, через которое дети познают мир и самих себя"

(Василий Сухомлинский)

● "Сказки это мостик, через который детям легче перейти во взрослую жизнь"

(Антонио Роблес)

● "Жизнь, теплота, увлекательность и поэзия - суть свидетельства того, что человек говорит от души, от
убеждения, любви и веры, и они-то электрически сообщаются другой душе. Мертвенность, холодность и скука показывают, что человек говорит о том, что у него в голове, а не в сердце, что не составляет лучшей части его жизни и чуждо его убеждению. Для некоторых людей рассуждать легче, чем чувствовать, и пресная вода
резонерства, которой у них вдоволь, для них лучше и вкуснее шипучего нектара поэзии"

(Виссарион Белинский)

● "У вас есть нравственная мысль — прекрасно; не выговаривайте же её детям, но дайте её почувствовать, не делайте из неё вывода в конце вашего рассказа, но дайте им самим вывести: если рассказ им понравился, или они читают его с жадностию и наслаждением — вы сделали своё дело"

(Виссарион Белинский)

● "Задача книги облегчить, ускорить познание жизни, а не заменить его"

(Януш Корчак)